Предлагаю почитать выдержки из воспоминаний курьера генерала Врангеля Владимира Каменского, а для иллюстрации размещаю фотографии Софии тех лет с одного известного болгарского сайта (лого на фото).
Курьер Каменский в своих мемуарах описал все страны в которых побывал, и больше всего там было о Балканах. Его воспоминания о Софии показались мне очень интересными и характеризующими, не только город, но и людей в нем живущих, как болгар, так и русских эмигрантов.
Переехав границу и попав в Болгарию, вы чувствовали, что Европа осталась позади и вы находитесь на Балканах. Из всех столиц, которые мне суждено было проезжать, София оставляла самое неотрадное впечатление. Уже самый вокзал грязный, наполненный солдатней и селяками; около него жалкая площадь с одинокими провинциальными извозчиками и рядом трамвай, тоже общипанного вида. Сам город расположен на высоте 550 метров над уровнем моря у подножия горы Витоша. Климат довольно суровый, температура колеблется между +35 градусов летом до —20 зимой.
Храм памятник “Ал. Невски”, Народное собрание, Министерство иностранных дел (сейчас БАН), посольства Италии и Австрии, церковь “Света София”, государственная печатница, Первая мужская гимназия, Художественная академия и др., 1926 г.
София в то время еще не оправилась от войны 1914—1917 годов: оккупация союзников и революционные выступления, которые заставили Царя Фердинанда отречься от престола и спешно уехать в Австрию. На престол вступил его сын, Царь Борис, крестник нашего Государя, который искусно справился с народным положением и сумел завоевать любовь и доверие своего народа.
Ныне несуществующая улица Тырговска, мечеть Джамия Баши. 1923 г.
В центре города, около дворца и русской церкви, город имел характер хорошего русского губернского города. Дома здесь были выше и лучше, публика более нарядная. Главная улица этой части города — бульвар Царь-Освободитель — представляет собой широкий бульвар, упирающийся в громадный парк «Борисова Градина». В знак благодарной памяти России за освобождение Болгарии от турецкого рабства в 1877—1878 годах многие улицы получили названия или в честь прославившихся в ту войну русских генералов (бульвар Скобелев, бульвар Дондуков, бульвар Граф Игнатьев), или в память особенно упорных боев (улица Шипка), а также наименования русских городов (например, Московская улица).
Вид на улицу Московска, прямо угловой дом слева Дом Москвы, справа церковь Святая София. Снимок сделан (предположительно) с храма Александр Невский.
В различных частях города были поставлены памятники: Царю-Освободителю — благодарная Болгария; медицинскому персоналу, погибшему во время войны (Докторский памятник), и вообще русским, павшими за освобождение Болгарии (Русский памятник). На шоссе, идущем в Софию из Этрополя, при въезде в город стоял памятник начальнику 3-й гвардейской пехотной дивизии генералу Каталею, павшему на этом месте при занятии Софии.
Хорошие гостиницы, которых было немного, стоили очень дорого, а гостиницы средней руки и многие дома кишели клопами (дервеница). Все местные жители безусловно понимали по-русски, многие из них окончили средние учебные заведения и корпуса в России. Почти все говорили на «ты», причем при отрицании качали утвердительно головой и наоборот, что часто бывало причиной комических недоразумений.
Здание народного театра во время реконструкции после пожара 1923 год.
Из достопримечательностей города в первую очередь следует поставить построенный по проектам русских архитекторов, с чудной живописью внутри русских (Васнецов), чешских и болгарских художников, прекрасным, художественно исполненным иконостасом и великолепным троном для Царя собор-памятник святого Александра Невского. Затем большой парк «Борисова Градина», русская церковь, построенная и расписанная в русском стиле, и отличные бани, действительно прекрасное заведение, построенное с большим восточным комфортом и с горячей минеральной водой, бившей тут же из-под земли и обладавшей целебными свойствами.
Продовольствия было вдоволь и сравнительно недорого, но жизнь была тяжелая и жирная, рестораны и пивные были по вечерам полны публикой, ужинавшей под звуки румынской музыки и подхватывающей хором куплеты любимых песен, среди которых большим успехом пользовалась песня «Шуми Марица». Жители были гостеприимны и относились к русским, за исключением «германофилов», в общем хорошо. Русским посланником был в то время Петряев, военным агентом — генерал Ронжин.
Писательское кафе на бул.”Цар Освободител” и ул.”Раковски”.
Дальше путь от Софии до Адрианополя опять очень живописен, особенно около Пловдива (Филиппополя). Он лежит вдоль долины шумной Марицы, пересекая ее много раз. Природа дикая, много туннелей. Но после Адрианополя дорога до Константинополя проходит по почти безлюдной и совершенно открытой местности.
А следующая часть, на мой взгляд, очень показательна для отношений русских и болгар по сей день, причем на всех уровнях, к сожалению.
Вторая неприятность случилась позже в Болгарии. Возвращаясь из Константинополя, я, как обычно, на сутки задержался в Софии и попал в очередной политический переворот. Правительство Стамболийского пало, и власть перешла в руки левых. Я ужинал у нашего военного представителя, генерала Ронжина, у которого в этот вечер собралась компания поиграть в карты. Среди присутствующих находился и начальник болгарской полиции, к которому генерал Ронжин обратился с таким вопросом: «Ведь вы не будете чинить препятствий к переезду через границу нашему курьеру?» На это начальник полиции заверил генерала, что он никаких распоряжений по этому вопросу не получал и что я могу свободно продолжать свой путь. Прощаясь же со мной, генерал Ронжин сказал мне: «Не верю им и поэтому ограничусь самой малой почтой».
Один из софийских магазинов.
Я благополучно выехал из Софии. На вокзале меня, как всегда, провожал некто Герман. Этот Герман носил форму русского солдата, вернее, санитара и делал на вокзале много одолжений не только мне, но и многим беженцам, проезжавшим через Софию. Всегда очень услужливый, он был незаменим в тех случаях, когда нужно было достать билет на поезд, место в вагоне, комнату в гостинице и пр., причем всякий раз отказывался от каких-либо вознаграждений. Это ставило меня в необходимость привозить ему какие-нибудь подарки. По моей же просьбе генерал Врангель наградил его серебряной медалью с надписью «За усердие», которую Герман носил с гордостью. Как-то в одну из моих поездок Герман, провожая меня на вокзал, просил моего разрешения сфотографировать меня в окне вагона, что и исполнил. Эта фотография до сих пор хранится у меня.
Доехав до границы (станция Драгоман), я был арестован болгарским полицейским в штатском платье. Его сопровождал некий господин Гайкин, русский, о котором говорили, что он бывший морской офицер и ныне служит у большевиков. Перерыв все мои вещи, но не тронув дипломатической почты, полицейский забрал у меня рубашку, двести французских франков и плитку шоколада. Этот болгарский страж порядка забрал также несколько бриллиантов, которые мне дала одна знакомая дама в Белграде с просьбой продать их в Константинополе и которые я вез обратно, так как продать их там не удалось. Я заявил Гайкину мой энергичный протест относительно этих бриллиантов, указывая, что эти вещи не мои, и в результате переговоров Гайкина с полицейским последний вернул их мне, присвоив себе все остальное.
Бульвар “Христо Ботев” с улицей “Алабин”.
Поздно вечером меня доставили обратно в Софию, где привезли в помещение градоначальника и заперли в его кабинете. Там я провел трое суток, сильно страдая по ночам от громадного количества насекомых. Я был в отчаянии от неизвестности и от невозможности дать знать генералу Ронжину о моем аресте. На третий день моего заключения (меня отпускали обедать и ужинать в ресторан в сопровождении жандарма) в кабинет неожиданно вошел начальник болгарского Генерального штаба, который на чистом русскомязыке (он окончил курс Николаевской военной академии в Петербурге) расспросил меня о причине и подробностях моего ареста и обещал оказать полное содействие и взять меня под свою защиту. На следующий день меня вызвали на допрос в Главный суд, где предъявили обвинение в том, что я, будучи арестован, дал полицейскому взятку — двести франков — за то, чтобы меня отпустили. Я рассказал всю правду, и все дело этим и окончилось. Меня доставили на вокзал и в сопровождении жандарма отправили до границы. Небольшая почта, что я вез с собою, как мне помнится, была мне возвращена.
Съемка с самолета ДАР Узунов 1, 1926г.
Через месяц я опять спокойно проезжал через Софию, но Германа уже на вокзале не видел, как ни в тот раз, так и в мои последующие поездки. Мне стало ясно, что мой арест был не без его участия и снятая им фотография лишь облегчила ему эту задачу.
Источник chapaev.ru
Справка об авторе мемуаров:
Каменский Владимир Алексеевич. Александровский кадетский корпус, Пажеский корпус (1911). Капитан л.-гв. Егерского полка. В эмиграции в 1921 —1924 гг. курьер штаба Главнокомандующего Русской Армией в Европе; на 10 августа 1928 г. в Париже; на декабрь 1924 г. секретарь, на ноябрь 1951 г. также и казначей объединения л.-гв. Егерского полка, до 1939 г. и до 1965 г. редактор журнала «Осведомитель лейб-егерей» в Париже, к февралю 1954 г. казначей, член Главного правления Союза Пажей, к 1967 г. сотрудник журнала «Военная Быль». Умер 4 сентября 1974 г. в Каннах (Франция).
Я читала и другие воспоминания других людей и скажу, что взгляд Каменского субъективен (фото его не подтверждают), но характеристики очень честные и заслуживают доверия.
Позабавило меня его определение климата как сурового) А также его наивность в отношениях с подозрительным Германом, а еще он слишком патриотично упирает на ценность русского влияния и, кстати, не только в Софии - точно также он описывает и Белград. Его почитать, так русские офицеры научили жить все Балканы. Хотя, я иногда и сама так думаю...
Русская газета в Болгарии 1922 год